Город из детской мечты и бесконечные исследования

В какие только области меня не заносило: антропология, история культуры, советская история. Но филология всегда была магистральным направлением. Я родилась в поселке Липецкой области с литературным названием Лев Толстой. После школы мне нужно было определиться, куда поступать — в МГУ или СПбГУ. Меня тянуло в Санкт-Петербург, это был драматический выбор. Впервые я побывала там еще в детстве и сразу же полюбила этот город. Я переехала в Петербург с чувством, что теперь я именно там, где хочу быть.

В СПбГУ я училась на кафедре отечественной филологии. Оказалось, что даже если ты поступаешь с продвинутым уровнем, как было у меня благодаря школьным олимпиадам, представление о науке может измениться. В университетской среде я увидела, что все гораздо сложнее и интереснее. Когда ты погружаешься в большую филологию, то можешь выбрать что-то свое. И это — самое прекрасное.

Я случайно попала на презентацию сборника Константина Вагинова, и он мне так понравился, что в течение пяти лет я занималась только его творчеством. Потом выяснилось, что он самый малоисследованный обэриут из всех

Специализацию обычно выбирают на втором или третьем курсе. Лингвистика меня никогда не интересовала, скорее мучала, поэтому я сразу пошла на литературоведение.

Сначала я занималась текстологией. Это довольно сложная наука, в ней нужно выработать особую манеру: постоянно ходить в архив, сидеть с документами, вчитываться в них, долго и много сверять информацию.

Раньше я думала, что буду заниматься литературным андеграундом, но тем, что ближе к современности — например, второй половиной XX века. В итоге я начала с истоков литературного андеграунда — очень хотела заниматься обэриутами, но долго не могла выбрать, кем именно, потому что они все прекрасные. Я случайно попала на презентацию подготовленного сборника поэта Константина Вагинова, и он мне так понравился, что в течение пяти лет я занималась только его творчеством. Потом выяснилось, что он самый малоисследованный обэриут из всех, и в его творчестве было много нерешенных вопросов, которые лежали на поверхности. Поэтому я очень много занималась текстологией его поздней лирики и это было безумно интересно.

Может показаться, что ты 10 лет сидишь на одном сборнике стихов. Что еще ты можешь сказать? Но если тебе это важно, то ты и 20 лет будешь с ним сидеть

Сейчас я планирую написать еще одну статью по Вагинову, потому что мне все еще есть, что сказать. Так часто бывает — ты закончил работу, но она все равно возвращается к тебе. Например, читаешь книгу по другой теме и находишь то, что тебе пригодится для проекта, который ты закончил пять лет назад. Вопросы к своему материалу можно задавать постоянно. Со стороны может показаться, что ты 10 лет сидишь на одном сборнике стихов. Что еще ты можешь сказать? Но если тебе это важно, то ты и 20 лет будешь с ним сидеть.

При выборе темы у меня работает личный интерес к автору или эпохе. Например, моя диссертация была посвящена Михаилу Кузмину. Он прожил долгую жизнь. И период, которым я занималась — период революции — мне интереснее, чем начало века. Так ты выбираешь очень большую тему и потихонечку ее сужаешь. Если тема отвечает твоим потребностям, то тебе всегда будет интересно с ней работать.

40 минут по Невскому проспекту: две магистратуры одновременно

Когда я училась в бакалавриате, меня заинтересовала еще и фольклористика — во многом благодаря прекрасному преподаванию в СПбГУ. Поэтому я не нашла ничего лучше, кроме как подать документы в две магистратуры. И удачно поступила в обе! В СПбГУ и в Европейский университет. Я решила, что справлюсь с обеими. То есть я параллельно писала две магистерские диссертации.

Приходилось постоянно переключаться между двумя темами, но это здорово: ты всегда на пределе своих возможностей, никогда не замыливается глаз

Очень интересный опыт. Ты учишься быть в двух местах одновременно и сдавать два экзамена почти синхронно. Дело в том, что университеты расположены друг от друга ужасно неудобно. Как ни добирайся, все равно потратишь 40 минут. И этот путь всегда был очень напряженным: выскакиваешь с одной пары, бежишь на другую. Помню, я сдавала экзамены и там, и там, и мне приходилось несколько раз проделывать этот путь по Невскому проспекту.

В Европейском тема была связана с традиционной фольклористикой, а в СПБГУ я продолжала заниматься литературой начала ХХ. Приходилось постоянно переключаться между двумя темами, но это здорово: ты всегда на пределе своих возможностей, никогда не замыливается глаз. Возможно, это не самое полезное состояние для человеческого ума, но опыт был отличный. При этом никакого выгорания у меня не случилось. Наоборот, меня это очень заряжало, а еще — помогало не закапываться в одной теме.

Параллельно я начала заниматься проектом для будущей докторской диссертации. Проект — это небольшой текст, мотивированное обоснование большого исследования. И когда я поступила в докторантуру, у меня осталась только одна работа, а не три. Внезапно стало очень скучно. У меня были мысли: «Почему так мало, почему я никуда не бегу?»

Между Тарту и Питером

«Закончу две магистратуры, а что делать дальше?», — думала я. Поступать в российскую аспирантуру мне не хотелось. Можно было поступить в аспирантуру Европейского университета, но там я занималась фольклористикой, а ничего нового в этой теме для диссертации я придумать не смогла.

В Тарту училось очень много моих знакомых. А еще там много лет подряд проходит большая конференция молодых филологов. Я и сама туда ездила, завязывала контакты, наблюдала. И увидела, что многие из тех, кто приезжал на конференцию, потом поступили в докторантуру. В последний год я тоже поехала с четким прицелом на поступление.

Я выбрала Тарту еще и потому, что занимаюсь русской литературой, историей, культурой. Для меня было очень важно находиться в России или недалеко от нее: потому что здесь архивы, библиотеки, книги, которые мало где можно найти. В какой-то период я жила и в Тарту, и в Петербурге одновременно. И третий плюс — у докторантуры Тарту славные традиции, там училось очень много известных филологов разных поколений.

Мне платили достаточно денег, чтобы я могла снимать жилье в Тарту. Это очень важно, ведь все это время я могла спокойно заниматься своей диссертацией. В российской аспирантуре было бы гораздо сложнее

Там предлагали хорошие условия. Я поступила на полную стипендию, и у меня четыре года не было необходимости работать. Мне платили достаточно денег, чтобы я могла снимать жилье в Тарту. Это очень важно, ведь все это время я могла спокойно заниматься своей диссертацией. В российской аспирантуре было бы гораздо сложнее. Мне удалось написать диссертацию за четыре года, это довольно редкий случай, — большинство докторантов пишут ее дольше.

Вместе с научным руководителем мы долго думали над темой диссертации и в итоге выбрали Михаила Кузмина. Я не занималась им раньше, но так или иначе всегда оказывалась вокруг него: с ним было связано творчество Вагинова и обэриутов, другие известные мне имена и произведения. Дом Кузмина в конце 1920-х годов стал неформальным центром ленинградской неподцензурной литературы. Поэтому было бы логично рано или поздно подступиться и к нему.

Герой вне канона

Михаил Кузмин — очень известная фигура среди специалистов, но почти неизвестная для тех, кто не интересуется Серебряным веком. Он всегда находился на периферии литературного процесса. Есть символисты, есть акмеисты, а есть Кузмин — поэт вне направления.

Это важная фигура для ХХ века, потому что он сильно повлиял на многих писателей, которые в свою очередь повлияли на других. Акмеисты считали себя его учениками, он писал предисловие к первому сборнику стихотворений Ахматовой. А в конце 20-х — начале 30-х годов вокруг него сплотились представители будущей неподцензурной литературы.

Исследования последних лет как раз показывают, что самое интересное в литературе происходит не в первом ряду. Все решают люди, которые формируют второй, третий и четвертый ряд, потому что они гораздо ярче показывают тенденции эпохи

Он важен и для русской культуры, ведь он был первым открытым геем в русской литературе и написал первый гомосексуальный роман. Соответственно, Кузмин оказал большое влияние на оформление культуры гомосексуальности и квир-литературы. Он жил со своим возлюбленным и никогда этого не скрывал. Долгие годы Кузмин оставался квир-иконой, важным неподцензурным поэтом. Да, он не сделал ничего эпохального в русской литературе, но все равно был важным подземным ручьем, который пронизывает всю эпоху. Наверное, в последующих исследованиях я смогу раскрыть, что стало с его репутацией после смерти.

По причине своей маргинальности Кузмин выпадает из канона, но исследования последних лет как раз показывают, что самое интересное в литературе происходит не в первом ряду. Все решают люди, которые формируют второй, третий и четвертый ряд, потому что они гораздо ярче показывают тенденции эпохи, у них гораздо интереснее проявляются какие-то темы.

История литературы, которую мы знаем, — это история гениев. Гений — человек уникальный, который мог появиться в любое время. Но есть много других поэтов, на которых тоже очень интересно смотреть.

Что мог предпринять человек с таким бэкграундом? Много чего: он мог эмигрировать или, грубо говоря, переодеться в рабочую одежду и писать советские стихи. Но он выбрал уход из официальной литературы

Кузмин меня интересовал вот в каком контексте: до русской революции это был один из главных законодателей стиля — эдакий светский лев. И вот в мире человека, который писал очень тонкие стихи, внезапно совершается русская революция. Что мог предпринять человек с таким бэкграундом? Много чего: он мог эмигрировать или, грубо говоря, переодеться в рабочую одежду и писать советские стихи. У него было достаточно способов взаимодействия с этой революцией, но он выбрал уход из официальной литературы в неофициальную. Мне было интересно посмотреть: почему из всего прочего он выбрал именно этот путь? И, конечно, это история не только Кузмина. Это история нашего общества, которое в 1917 году столкнулось с революцией. Каждый человек должен был что-то с ней сделать.

И хотя 100-летний юбилей революции особо не отмечали, это одно из важнейших событий XX века, которое коренным образом изменило нашу страну. Революции уделяют незаслуженно мало внимания, а мне кажется, что истоки многих явлений надо искать там.

Моя тема может быть интересна специалистам по истории ХХ века. Дело в том, что о жизни поэта Михаила Кузмина известно не так много. Он всю жизнь вел дневник, но записи 1917 года пропали, и документально нам ничего не известно. Поэтому сначала мое исследование выглядело утопической задачей, но потом стало ясно, что можно справиться и без дневника. Например, нашлись косвенные свидетельства того, что весной 1917-го года Кузмин вступил в кружок и написал стихотворение — этого оказалось достаточно, чтобы отчасти восстановить его общественную позицию.

Профессионализм заключается в том, чтобы найти косвенные источники и суметь их интерпретировать — даже если есть только один текст, через который ты пытаешься увидеть эпоху. И когда у тебя получается — это такое замечательное чувство, будто вырываешь что-то из небытия

И вот ты начинаешь анализировать текст и узнавать информацию об этом кружке. Это все равно что собирать дзенский пазл, когда перед тобой — абсолютно белая картинка, разбитая на кусочки. У филолога может не быть прямых свидетельств, зато всегда есть косвенные. Твой профессионализм заключается в том, чтобы найти косвенные источники и суметь их интерпретировать — даже если тебе в самом начале не известно ничего, есть только один текст, через который ты пытаешься увидеть эпоху. И когда у тебя получается — это такое замечательное чувство, будто вырываешь что-то из небытия.

Жизнь в Тарту и после Тарту

За четыре года докторантуры нужно набрать определенное число учебных единиц — эктов или кредитов, — чтобы тебя допустили до защиты. Это значит, что помимо работы над диссертацией нужно посещать занятия. Помню, в первый год я почти каждый день ходила на учебу. Потом, когда я набрала большое число кредитов, поняла, что могу реже посещать занятия. В последние два года я ходила на семинары для докторантов по моему периоду. Единственная проблема заключалась в том, что какая-то часть ведется на эстонском, а я его не знаю. Поэтому приходилось ограничиваться занятиями на английском.

Мне кажется, нужно пребывать в перманентном состоянии изучения языков. Это очень здорово запускает мозг

На втором этапе исследования, когда началась серьезная аналитическая работа, я оставила все занятия, не отказалась только от изучения испанского. Мне кажется, нужно пребывать в перманентном состоянии изучения языков. Это очень здорово запускает мозг.

Когда начался ковид, я оказалась отрезана от России. Все перешло в онлайн, и мне было очень тяжело с этим справиться. В Эстонии локдаун проходил жестче, чем в России. Хорошо, что я тогда уже дописывала диссертацию.

Тарту — классический университетский город, вся жизнь строится вокруг университета. В нем есть отличная библиотека — очень уютное место со множеством укромных уголков, где можно полежать. Сам город спокойный, размеренный, даже немного сонный. И очень маленький — ты можешь пройти из одного конца в другой за полтора часа. Мне нравилось просто гулять по нему, там деревянная застройка и запах печки. Особенно красиво улицы выглядят в Рождество. В Тарту у меня появились друзья и сложилась своя система адресов. Жизнь там начинается очень рано: идешь по улице в восемь утра, а город уже проснулся. Но когда возвращаешься домой в восемь вечера, вокруг так тихо, будто уже три часа ночи.

Меня всегда поражало то, как эстонцы любят свою культуру, сохраняют ее и интегрируют в повседневное существование. Элементы эстонской культуры — музыка, еда, одежда — всегда на виду, и это вызывает восхищение

Там особая интернациональная атмосфера и есть возможность общаться с людьми на разных языках. А еще меня всегда поражало то, как эстонцы любят свою культуру, сохраняют ее и интегрируют в повседневное существование. Элементы эстонской культуры — музыка, еда, одежда — всегда на виду, и это вызывает восхищение. Несмотря на свою внешнюю размеренность, Тарту — очень креативный город, там постоянно происходило что-то интересное.

Было здорово пожить в уютном мире вне жизненной суеты, однако для меня такой ритм хорош в небольших дозах. Я счастлива в Петербурге, — это тот город, где мне абсолютно хорошо. Думаю, это здорово — поездить, чтобы понять, где тебе комфортнее.

Свобода после диссертации, парфюмерия и фатализм

Я защитилась, но это не означает, что моя тема закончилась. Наоборот — все только начинается. Я планирую начать новые исследования с той точки, в которой я остановилась: Кузмин в середине 1920-х годов, его писательская стратегия и творчество.

Сейчас я преподаю в Высшей школе экономики и Классической гимназии № 610. В общем, никогда не отрываюсь от науки, она давно стала моей повседневностью.

Но кроме науки всегда есть что-то еще. Когда я увлекалась фольклористикой, часто бывала в экспедициях.

И я коллекционирую духи. Кстати, у парфюмерии и моего исследования обнаружилась интересная связь. Михаил Кузмин тоже был любителем парфюмерии. Несколько лет назад в журнале «Горький» вышла моя статья про Кузмина и парфюмерию. Позже я переработала ее в большой текст для финского журнала «Idäntutkimus».

Наверное, я фаталист, потому что верю, что если долго заниматься чем-то, у тебя все сложится и ты даже узнаешь много нового о себе. Твоя тема — она всегда про тебя, даже больше, чем ты думаешь

Я коллекционирую винтажную парфюмерию, но это увлечение появилось у меня гораздо раньше, чем я взялась за диссертацию. Когда я начала ближе знакомиться с биографией моего героя, стало понятно, что мы нашли друг друга. Ну кто еще был любителем духов в Серебряном веке? Только Михаил Кузмин. Мы с ним не могли пройти мимо друг друга.

Как говорят старшие филологи, как только ты погружаешься в тему, материал сам к тебе идет. Ты, возможно, неосознанно выбираешь траектории, которые тебе близки. Из этого складываются неожиданные сюжеты и сближения. Наверное, я фаталист, потому что верю, что если долго заниматься чем-то, у тебя все сложится и ты даже узнаешь много нового о себе. Твоя тема — она всегда про тебя, даже больше, чем ты думаешь.

Когда ты занимаешься наукой, в какой-то момент она становится твоим способом существования. Твоя жизнь четко размерена конференциями и публикациями. И однажды ты понимаешь, что для тебя это очень важно. А иначе — чем эти странные люди занимаются? Денег же мало платят, и славы это не приносит. Зато у тебя есть огромное чувство удовлетворения. Потому что ты чувствуешь себя причастным к большому процессу формирования знания.