В автобиографии, написанной на закате лет, философ преследует именно философскую задачу — отобразить путь своего духа: «Я самого себя и свою жизненную судьбу делаю предметом философского познания». Это не значит, что книга совсем не похожа на привычное жизнеописание, в ней есть место воспоминаниям о событиях и людях, но они часто чередуются с размышлениями.

Бердяев считает, что память несет в себе творческую, преображающую силу, — об этом он говорит на первых же страницах, таким образом не только объясняя, что воспоминания прошли отбор для отображения духа, какие-то вынесены на первый план, какие-то оттеснены на периферию, но и в некоторой степени давая себе карт-бланш на невольное и неизбежное мифотворчество. Не задаваясь целью разобраться в объективности оценок Бердяева, правильности его интерпретаций и справедливости суждений, приведенных в «Самопознании», посмотрим, что он говорит в нем о некоторых фактах своей биографии.

ФАКТ 1

Отказался продолжить военную династию

Фамилия Бердяевых относится к наидревнейшим русским дворянским родам. Ее история начинается еще в Древней Руси, связана с монголо-татарским игом и Московским княжеством. Бердяев в первой главе «Самопознания», посвященной в том числе «истокам» и «миру аристократическому», не погружается вглубь веков для того, чтобы вспомнить поименно всех своих пращуров. Составление генеалогического древа — не его цель. Однако и того, что скапливается на кончике его пера, достаточно, чтобы понять: в жилах философа, с неприязнью относившегося ко всему родовому, презиравшего власть и авторитеты, философа-марксиста и персоналиста, текла голубая кровь.

 Через друзей и товарищей, как бы сейчас сказали, «через одно рукопожатие», семья Бердяева была близка к Александру III.  Прадед Бердяева, новороссийский генерал-губернатор, переписывался к Павлом I. А тетя вязала для императрицы Марии Федоровны.

Мать Бердяева, Александра, или Алина, Сергеевна, происходила из знаменитейшего и древнейшего французского рода Шуазель:

Французский был домашним языком. «Alexandre, si tu continues, je m’ en vais» («Александр, если ты продолжишь, я уйду»), — говорила она, когда отец Бердяева, человек вольтерьянских взглядов, за столом начинал пренебрежительно говорить о Боге.

Через мать Бердяев состоял в родстве с именитой польско-литовской семьей Браницких, которые тоже имели отношение к императорскому двору, ведь один из Браницких был зятем Екатерины ll и Потемкина.

Мария Евстафьевна Браницкая, кузина матери Николая Бердяева.
Маленький Ни часто гостил в ее имении Белая Церковь.
Ф. К. Винтерхальтер. Портрет княгини Марии Браницкой, урожденной Сапеги, 1865 год.
Художественный музей Филадельфии

Многие предки Бердяева стяжали славу на военном поприще и Ни (так звали маленького Бердяева домашние) тоже прочили военную карьеру. Несмотря на принадлежность старому, «патриархальному», как пишет Бердяев, миру, в его детстве не было насилия, в доме царила свободная атмосфера:

К тому же мальчик с самого детства тяготел к философии, зачитывался Кантом и Толстым. Неудивительно, что казенность, военщина, коллективизм не пришлись ему по душе:

Так пишет мыслитель о своем пребывании в Кадетском корпусе, который мог стать для отпрыска древней фамилии первым шагом к головокружительной военной карьере. Бердяев убедил родителей в том, что дорога его лежит в университет.

Факт 2

За революционные воззрения был неоднократно арестован и однажды сослан

На рубеже веков слово «студент» для властей было синонимом слова «революционер»: университеты в то время были местом притяжения и распространения революционных настроений. Из-за присущего Бердяеву яркого индивидуализма  он никогда, по его словам, не мог всецело, без остатка посвятить себя какому-либо движению, направлению мысли, организации, обществу. 

Однако свою «марксистскую закваску» Бердяев не отрицает даже на склоне лет. Отрицать это было бы так же странно, как отрицать свои аристократические корни. Нельзя не сказать о переплетении этих двух сильнейших влияний в его жизни:

Студентом Бердяева арестовывали дважды — в 1897 и 1898 годах. Второй арест повлек за собой ссылку в Вологду, и скорее всего именно о нем вспоминает Бердяев в «Самопознании»:

Барское происхождение еще не раз выручало молодого революционера. Например, благодаря тому, что вологодским губернатором был в то время дальний родственник Бердяева, он смог на две недели отлучиться из Вологды к родственникам в Киев.

Бердяев относил гневливость и вспыльчивость, присущие ему, к «русским барским свойствам». Эту мысль он иллюстрирует краткой вологодской зарисовкой:  один чиновник преследовал на улице знакомую Бердяева и был побит им палками за свой неуместный интерес. 

Одновременно с неприятными барскими замашками Бердяев взял от своего происхождения «аристократизм духа», любовь к индивидуальной свободе, несогласие с коллективной тиранией:

Например, в той же ссылке Бердяев столкнулся с абсурдностью военной дисциплины революционеров. Однажды товарищи Бердяева вынесли на обсуждение вопрос, нужно ли подавать руку полицмейстеру. Индивидуалиста Бердяева возмутило то, что подобные вопросы решаются коллективным разумом, а не самостоятельно, ведь «совесть есть глубина личности, где человек соприкасается с Богом».

Крестный ход с иконой преподобного Димитрия Прилуцкого, 3 июня 1902 года. Фото из собрания ВГИАХМЗ

ФАКТ 3

Слыл тусовщиком и завсегдатаем «Ивановских сред»

«Осенью 1904 года я переехал в Петербург для редактирования нового журнала», — писал Бердяев. Под журналом подразумевался «Новый путь» Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус.  Приглашение в «Новый путь» помогло Бердяеву обойти запрет работать в обеих столицах в течение пяти лет после ссылки,  а также ознаменовало начало петербургского периода его жизни и творчества.

Эпоху рубежа XX–XXI веков в России парадоксально называют то упадком, декадансом, то возрождением и Серебряным веком, таким образом ставя его вровень с пушкинским Золотым веком. Бердяев отдал дань обеим точкам зрения.

А дальше в его тексте можно найти замечание об «элементах упадочности» русского ренессанса, что звучит весьма противоречиво.

С одной стороны, «это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму», «появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни».

С другой, «все происходило в довольно замкнутом круге, оторванном от широкого социального движения»:

Ольга Волкогонова, биограф Бердяева, пишет, что петербургская жизнь того времени была богата журфиксами. Самыми известными из них были «башенные среды». Эти «среды» проходили с 1905 по 1908 год на шестом этаже угловой квартиры Вячеслава Иванова и его супруги Лидии Зиновьевой-Аннибал. «Башенные среды» быстро стали притчей во языцех, обросли легендами.  Про Бердяева рассказывали, что он председательствовал с привязанным к ноге звонком, надевал костюм Соломона и участвовал в спорах о половых вопросах, сидя на полу. 

В статье «Ивановские среды» и в «Самопознании» Бердяев не описывает конкретные эпизоды из этих встреч, он скорее рассуждает о природе «сред». Например, Бердяев отмечает безусловную одаренность товарищей по «башне»:

Любопытно сопоставить статью «Ивановские среды» 1915 года с написанной в конце жизни автобиографией. Если в статье Бердяев говорит, что «в этих собеседованиях мы себя не чувствовали оторванными от жизни, в них чувствовалась стихия расковывающая и освобождающая», то в «Самопознании» мы читаем:

В «Ивановских средах» Бердяев отзывается о Вячеславе Иванове в положительном ключе, отмечая не только его всестороннюю образованность и светскость (что он подчеркивает и в «Самопознании»), но и умение создать «атмосферу общения, никого и ничего из себя не извергавшую и не отталкивающую»:

В «Самопознании» мы читаем, что  отношение Иванова к людям было «деспотическим» и «вампирическим», а также о том, что, несмотря на виртуозность во «владении душами», люди от него «в конце концов уходили».  Возможно, причина такой перемены оценок проистекает из конфликта философа с поэтом, происшедшего после написания статьи, в советское время. Его суть Бердяев не раскрывает; неисозмеримо больше внимания он уделяет разногласиям с Мережковскими.

Факт 4

Порвал с Мережковскими

Несмотря на безрелигиозное детство («в нашей семье не было традиционной православной атмосферы» и «… я не помню в своем детстве ортодоксальных религиозных верований») и марксистскую закваску, Бердяев приходит к религии, но к религии не канонической.

«Для русской жизни в XX в. характерно не только революционное движение в социально-политической области, <…> но не менее характерно революционное или реформистское движение в религиозно-философской области», — писал философ и богослов Василий Зеньковский. Движение это вошло в историю под названием «новое религиозное сознание». Его яркими представителями были Дмитрий Мережковский и, конечно же, Бердяев.

В 1905 году Бердяев публикует статью «О новом религиозном сознании», которая представляет собой рефлексию над идеями Мережковского. В статье видно, что  мыслителей объединяли неприятие «исторического христианства», антиклерикализм, острая постановка вопроса о плоти, попытка примирить язычество и христианство, революционная и мистическая направленность мысли. 

Этим он отличается и от христианского богослова, и от европейского рационалиста, которым в равной степени недоступны мистические прозрения и грезы — например, об освящении, одухотворении плоти, которое случится в «вечности, в бытии вневременном». Бердяев полемизирует с Мережковским, подсвечивает его слабые стороны, но очень часто с присущей эмоциональностью превозносит и восхищается им.

Мережковский — «замечательный писатель», «глубже других понял Пушкина и Достоевского», «за ним более или менее признано одно из первых мест в современной русской литературе», «он гораздо смелее, радикальнее Вл. Соловьева, который все-таки стремился только оправдать веру отцов, в слишком многом был консерватором, боялся новых течений».  Бердяев пишет о «духовной родине» Мережковского, из которой он принес «проблемы тысячелетий», «вселенские идеи».  Невозможно отрицать, что, в отличие от «малокультурной интеллигенции», Бердяев этим идеям сочувствует.

А что же мы читаем о Мережковском в «Самопознании»?

Бердяев также резко нападает на одно из основных положений философии Мережковского — проблему плоти (см. предисловие Мережковского к II тому «Лев Толстой и Достоевский»: «И вот загорается новое религиозное сознание, которое не может уже вынести этого разрыва, этого дуализма, жаждет религиозного освящения жизни, освящения всемирной культуры, новой святой любви, святой общественности, святой «плоти», преображенной «земли».)

Бердяев часто смущает противоречивостью высказываний. В вышеупомянутой статье он воспевает Золотой век, «сладострастную землю», вообще много внимания уделяет теме плоти и, как было показано выше, теме язычества и неизбежности грядущего синтеза язычества с христианством. В «Самопознании» же он излагает иную позицию:

В статье 1905 года Бердяев говорит о том, что  у людей нового религиозного сознания из-за взаимовлияния язычества и христианства двоятся мысли.  Здесь в словах Бердяева сложно увидеть критику:

В «Самопознании» же он клеймит людей «двоящихся мыслей», воплощением которых выступает Мережковский.

Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус

Может создаться впечатление, что Бердяев поворачивает на 360 градусов, что отношения к чете Мережковских меняется до неузнаваемости. Это не совсем так. Две вещи остаются прежними: трепетное отношение к Зинаиде Николаевне и высокая оценка писательского дара Мережковского, особенное выделение его монографии «Лев Толстой и Достоевский». Бердяев читал ее еще до Петербурга, а в конце жизни называл лучшим произведением Мережковского.

Факт 5

Всю жизнь почитал Достоевского

Достоевского не оценили «старые русские критики», а вот деятели культурного ренессанса отнеслись к нему с таким же вниманием, как и к Пушкину. О нем в то время писал не только Мережковский, но и В.В. Розанов, Л.И. Шестов и, конечно, сам Бердяев.

Достоевский был значим для Бердяева уже в детстве, юношестве и прошел через всю биографию духа философа, который рассуждает о творчестве Достоевского не как о чем-то отвлеченном, а как о том, что имеет к нему непосредственное отношение.

Бердяев сличает свою жизнь и жизнь своей семьи с произведениями Достоевского и находит много схожего. Человек, по определению Бердяева, существо противоречивое, а у кого это выражено с большей ясностью, чем у Достоевского?  «У нас образовалась атмосфера, родственная Достоевскому», — говорит Бердяев, имея в виду нервное напряжение, надлом, царивший в их внешне благополучной семье. 

Себя самого Бердяев в «Самопознании» сравнивает с главным героем «Бесов»:

Бердяев чувствовал связь и с типом «скитальца земли русской» — это выражение Достоевского. В другом тексте, «Русская идея», Бердяев раскрывает свое понимание этого типа:

Не будем забывать, что Бердяев не просто русский интеллигент, а «веховец», поэтому вопросы о сущности русской интеллигенции получают здесь особый смысл. Во-первых, это вопрос самоидентификации, саморефлексии:

Во-вторых, это попытка понять, какую особую роль в русской революции сыграла интеллигенция, решить проклятый вопрос «кто виноват?».

 Даже на склоне лет Бердяев продолжал считать себя «русским мальчиком», раздираемым проклятыми вопросами.  Он пишет, что его «рано начала мучить религиозная тема» и с течением времени эта тема звучала только сильнее, ведь Бердяева во всем мире знают прежде всего как религиозного философа. Бердяев приводит случай с другим «русским мальчиком», Белинским, который после спора, длившегося всю ночь, произносит: «Нельзя расходиться, мы еще не решили вопроса о Боге». Бердяев же не отпустит своих читателей, пока многочисленными повторами не донесет одну мысль: Бог и свобода неразделимы.

В словах Бердяева о том, что к Богу не приложимы отношения властвования, что Бог не Господин, а Освободитель, чувствуется происхождение философа из аристократического мира, насквозь пропитанного просветительски-вольтерианскими, свободными идеями. Фигура Бога-сына ближе и понятнее Бердяеву как менее испорченная социоморфизмом, переносом отношений властвования на Бога, а еще в силу «антропологического» уклона Бердяева, его персонализма. Достоевский с его христообразным Мышкиным, яростной защитой каждого униженного и оскорбленного, отповедью любой grande idées, посягающей на человека, несомненно Бердяеву близок.

Бердяев считает, что грех есть не нарушение какого-то запрета, а утрата свободы. Свободу утратить легко, потому что сама она тяжела, и Бердяев вновь и вновь ссылается на легенду о Великом инквизиторе. Так, например, он утверждает, что  с самого начала видел, что социализм «может привести к освобождению, но может привести и к истреблению свободы, к тирании, к системе Великого Инквизитора».  Этакая былинная развилка: налево пойдешь — свободу найдешь, направо пойдешь — в легенду Великого инквизитора попадешь.

Легенда заканчивается тем, что старик-инквизитор, намеревавшийся наутро казнить Христа, отпускает его на «темные стогна града» со словами: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!» Л.Д. Троцкий в интервью американскому журналисту о выдворенных за рубеж деятелях культуры и науки России, в числе которых был Бердяев, сказал так:  «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно». 

И.С. Глазунов. Легенда о Великом инквизиторе, 1985 год

Факт 6

Был выслан за границу на «Философском пароходе»

Общеизвестно, что термину «философский пароход» мы обязаны философу и математику С.С. Хоружему. Не менее известно, что  был не один «философский пароход», не только пароход и не только философский.  Это была операция, масштабная высылка на пароходах и поездах видных деятелей разных сфер, как вещала передовица газеты «Правда» за август 1922 года: «профессуры, врачей, агрономов, литераторов».

Бесспорно, изгнанниками действительно были самые разные люди, самых разных профессий, объединенные лишь невыносимостью для власти, а еще значительностью профессиональных достижений, что в статье «Правды» нахально оболгано. Слова из газеты «среди высылаемых почти нет крупных научных имен» правде не соответствуют. На физическом и метафорическом пароходе, кроме Н. А. Бердяева, страну покинуло более 100 человек, из них П. А. Сорокин, Н. О. Лосский, С. Л. Франк, Л. П. Карсавин, С. Н. Булгаков и другие.

Пароход Oberbürgermeister Haken, на котором 29 сентября 1922 года Н.А. Бердяев навсегда отправился в «вынужденную эмиграцию»

Интересно, что «Правда» всех изгнанников обвиняет в принадлежности к белому движению, а это вызывает сомнения. Скорее всего причина высылки кроется в более глубинных, мировоззренческих противоречиях, чем номинальная принадлежность к той или иной группировке. Можно вспомнить высказывания Бердяева о милитаризованности большевистских кадров, роднящих их с фашистскими, одинаково с ними нетерпимых к личности и свободе мысли:

Что касается белого движения, то о нем Бердяев тоже говорит категорически отрицательно:

 Спасение России от большевизма Бердяев видел не в интервенции, а во «внутреннем преодолении». «Русский народ сам освободит себя»,  — оптимистический взгляд Бердяева на будущее родной страны очень сближают его с отцом Алексием Мечевым. Отец Алексий Мечев, ныне канонизированный святой Русской православной церкви, был последним духовником Бердяева перед высылкой из РСФСР.

Бердяеву свойственно повторять то, что он считает наиболее важным, наиболее ему присущим. Так, он часто делает акцент на своем антиклерикализме. Тем значительнее предстает фрагмент, где он, характерный деятель «нового религиозного сознания», делится впечатлениями от общения с представителем канонической церкви:

Отец Алексей Мечев рассказывал Бердяеву, что к нему на покаяние приходят красноармейцы, и, видимо, это укрепляло его веру в то, что большевизм искоренится духовными, а не насильственными, внутренними, а не внешними импульсами.

 Бердяев в «Самопознании» приводит два пророчества, сделанных ему адептами совершенно разных духовных институтов.  Одно еще задолго до эмиграции он услышал от индусских махатм. «Он будет знаменит в Европе вашей старой», — сказал махатма через погруженного в транс брата Бердяева Сергея, увлекавшегося оккультизмом.

Второе пророчество Бердяев услышал накануне изгнания от отца Алексия Мечева, который успокаивал своего духовного сына тем, что у него есть положительная миссия в Западной Европе. Алексий Мечев был духовником еще одного пассажира «философского парохода» — дочери агронома А.И. Угримова, молодой В.А. Угримовой (в замужестве Рещиковой). В документальном фильме «Не нужно проклинать изгнание» она вспоминает его напутствие: «Ну что ж, поезжай, но смотри на Москву». В словах этих она видела обещание возвращения, и если так, то обещание исполнилось. В отличие от Угримовой, Бердяев провел в эмиграции всю оставшуюся жизнь, но его пророчества и не сулили возврата на родину. А то, что они сулили, сбылось в полной мере.

Факт 7

Прославился на весь мир

Угримова вспоминала, что для домочадцев весть о необходимости скорейшего выезда из страны была «потрясением и большим горем». Мама В.С. Франка рассказывала В.С.Франку, как его отец громко плакал, понимая, что в Россию больше не вернется. Бердяев вторит этим свидетельствам:

Какой бы неодолимой не была «тоска по родине», она не смогла изничтожить кипучую творческую энергию Бердяева, человека, закончившего свои дни за письменным столом.

За границей была издана 21 книга Бердяева. «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы» — одна из них.

Книга была написана в 1923 году и быстро принесла автору мировую известность, выразившуюся, в частности, в переводе на 14 языков. В «Самопознании» Бердяев говорит, что ему кажется преувеличенной значимость, которую обычно придают этому труду иностранцы, и что у него есть произведения «более значительные и для меня, и по существу, но менее доступные для широкого чтения». Возможно, такой успех связан с тем, что  катастрофическая эпоха нуждалась в самоосмыслении.  Тут же, в следующих предложениях, Бердяев пишет о «тяжести» немецкой атмосферы в зиму 1923–1924 годов.

Позже тема средневековья получит в жизни Бердяева другое преломление. В 1947 году Кембриджский университет на торжественной церемонии, восходящей к временам средневековья, присудит Бердяеву степень доктора теологии honoris causa. Произойдет это за год до смерти философа — к тому времени у него уже будет мировое имя. В прошлом столетии одной из примет известности были нескончаемые потоки писем, и Бердяев знал об этом непонаслышке.

Может показаться удивительным, но,  по словам Бердяева, писать письма он не любил и приходил в отчаяние от обилия писем, на которые нужно отвечать.  Из них у Бердяева складывалось впечатление, что многие воспринимают его почтенным учителем жизни, этаким кламарским старцем, подобием Льва Толстого, которого философ любил и уважал не меньше Достоевского. Что отвечал Бердяев своим корреспондентам, из автобиографии не узнать, а вот к читателям он обращается напрямую:

Бердяев утверждает, что безоговорочная слава последних лет не приносила ему счастья. Среди возможных причин такого отношения Бердяев указывает свою нечестолюбивость и утрату в 1945 году близкого человека, супруги Лидии. Но есть и еще кое-что существенное.  Слава отдавала горечью: почитаемый на Западе, известный в Чили, Мексике, Бразилии, Австралии, получающий письма со всех концов света, он был совершенно безвестен на родине.  На последних страницах книги Бердяев пишет:

Последнее фото Н. А. Бердяева

Поддержите Журнал «Тезис» на Patreon!

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Нет похожих записей