Не только жена Льва Толстого: почему так важно читать художественные произведения Софьи Толстой
О Софье Андреевне Толстой не принято много говорить как о писательнице — обычно вспоминают, что «Войну и мир» она восемь раз переписывала начисто, помогала мужу с проработкой любовных сцен и женских персонажей, вела дневники. Однако ее перу принадлежат как минимум две сохранившиеся повести. В первом эссе из серии материалов о Софье Толстой рассказываем о ее личности и биографии.
Семья Толстых, 1892 год. Фото: музей-усадьба «Ясная Поляна»
К Софье Андреевне часто относятся предвзято. Конечно, все признают ее неустанный труд во благо семьи: она следила за семейным бытом, хозяйством, делала все, чтобы мужу проще работалось, и родила ему тринадцать детей, пятеро из которых погибли.
Однако мало кто видит в ней не просто жену. Даже прочитав дневники Толстой, которые доступны в сети, ее не рассматривают как деятельницу и писательницу: ее произведения либо малодоступны (повесть «Чья вина?»), либо вообще недоступны в интернете («Песня без слов»).
Говорят, что ее повесть-ответ на «Крейцерову сонату» — ничего не стоящий бред, который еще и написан плохим языком. Это унижает человеческое (и женское) достоинство, а корни проблемы стоит искать в истории взаимоотношений семьи Толстых. Софья Андреевна даже при жизни нередко оказывалась врагом для некоторых членов семьи, близких друзей, знакомых и «толстовцев».
Лев Толстой и Софья Берс. Фото: музей-усадьба «Ясная Поляна»
Софья Андреевна — больше, чем жена
До свадьбы с Толстым Сонечка Берс (будущая Софья Андреевна Толстая) написала повесть «Наташа» (летом 1862-го), о которой Лев Николаевич упомянул в дневнике:
В общем, он отнесся к этой повести весьма сухо, а Софья Андреевна сожгла рукопись. Об этой повести и ее биографическом сюжете, описывающем жизнь семьи Берсов и историю отношений Софьи и Льва, известно благодаря мемуарам сестры Сони — Татьяны Берс (в замужестве Кузьминской). Кроме того, сестра указывает, что позже Толстой использовал в «Войне и мире» некоторые сцены, сюжеты и типажи героев из сожженной повести своей жены.
Софья Андреевна была очень умна и обладала тонкой творческой натурой. Дома она получила образование домашней учительницы, сдала экзамен в Московском университете, и ее экзаменационное сочинение по русскому языку на тему «Музыка» было отмечено преподавателем. Она любила и понимала музыку, сама играла на музыкальных инструментах и к тому же занималась живописью и фотографией.
Таким образом, мы имеем дело с образованной и увлеченной девушкой, которая жертвует всем этим в пользу гениального мужа. Но отнять у человека способности довольно сложно — Софья Андреевна и в замужестве продолжала заниматься литературной деятельностью. Правда, не своей. Толстой признавал ее чуткость к литературному творчеству, часто обращался к ней не только как к редактору, но и как к консультанту по женским, любовным и бытовым вопросам. Получается, Лев Николаевич описывал в своих произведениях ее опыт.
Лев и Софья Толстые, 1908 год. Фото: Государственный музей Л. Н. Толстого
Женский семейный вопрос
Тут стоит озвучить две очевидные мысли. Первая — все имеют право выражать свои эмоции, мировоззрение и идеологию в творчестве. Вторую мысль отражает цитата Псоя Короленко: «Культура — это палимпсест…», а также понятие парафразиса, поиски новых сюжетов и попытки их структурирования великими философами и учеными.
Из этих рассуждений следует вывод: нет ничего зазорного в том, чтобы использовать в качестве основы своего произведения чей-то сюжет, ведь он безусловно будет обработан новым автором, который привнесет множество своих, новых смыслов. В том числе поэтому аргумент о «вторичности» повести «Чья вина?» по отношению к «Крейцеровой сонате» нельзя считать справедливым.
Нужно также учесть, что для Софьи Андреевны было особенно важно отметить в подзаголовке: «По поводу „Крейцеровой сонаты“ Льва Толстого». Это не просто «по поводу» — это отсылка к литературной традиции ответов на произведения других авторов и разворачивание своеобразной дискуссии в художественном пространстве.
В разговоре с Любовью Яковлевной Гуревич, отвечая на вопрос, напечатала бы она свою повесть в «Северном вестнике» или нет, Толстая сказала:
Лингвисты определили бы это как риторический прием, в котором Толстая показывает свое реальное отношение и желание, а после обращает это в шутку, но заканчивает вполне серьезным утверждением о том, что повесть точно дождется своего времени.
Современный читатель вправе увидеть феминистский пафос в ее словах, хотя сама Толстая вряд ли предполагала, что эти слова могут ассоциироваться с направлением, к которому она сама относилась не без скепсиса. Мне все равно видится эта блестящая, зажатая забором патриархального мира поляна надежды на понимание женской доли и торжество справедливости для женщин в будущем. Обе существующие повести Софьи Толстой («Чья вина?» и «Песня без слов») будто кричат о той страшной, однобокой несправедливости мужского мира, в котором заключены женщины.
В «Чьей вине» Толстая показала семейный вопрос с женской стороны — она создала повесть, которая «…была ответом не жены только, но оболганной женщины, которая сама решила рассказать правду о себе» [Строганова, с. 260].
Лев Толстой с женой в саду. Фото: Archiv Gerstenberg/Getty Images
Выражение боли
По многим свидетельствам (мемуары, дневники, публицистика) Софье Андреевне жилось нелегко. Одним из мощнейших потрясений для нее стало появление на свет «Крейцеровой сонаты», которую даже запретили издавать в России. Но Толстая в своих хождениях по мукам — в попытках снять запрет на издание повести — дошла до аудиенции с императором. Для Софьи Андреевны это был единственный способ утвердить свою невиновность: доказать, что «Крейцерова соната» — такое же литературное произведение, как и остальные, и что в нем, как и в остальных, есть место художественному вымыслу.
Многое о том, что думала тогда Софья Андреевна, известно благодаря дневникам, где можно найти, например, такие записи:
Эти цитаты можно воспринимать как яркое высказывание о своей невиновности, о нарушении личных и семейных границ и о сильном желании дать равноценный ответ. По-настоящему равноценного ответа, конечно, Софья Андреевна добиться не могла, особенно учитывая время, особенности семьи и обстоятельства. Почти сразу после выхода «Крейцеровой сонаты» Толстая задумала написать повесть, в которой поведала свою, женскую, историю.
Это решение было отчасти продиктовано уже упомянутым желанием доказать свою невиновность, но оно сопровождалось сомнениями в своих способностях: «Вчера написала длинный план повести, которую очень хотелось бы написать, да не сумею» (21 сентября 1891 года). Цитата отражает стремление Софьи Андреевны равноценно (с литературной точки зрения, потому что выбран именно такой формат — повесть) рассказать историю жизни девушки: от счастливого детства в деревне до несчастного брака с мужчиной, ложных подозрений в ее измене и смерти из-за меткого удара пресс-папье в висок.
К огромному сожалению, повесть «Чья вина?» так и не смогла стать самодостаточным литературным произведением — даже в контексте ответов на «Крейцерову сонату» о ней мало кто знает. Но «Чья вина?» — удивительно чутко написанная, до ужаса психологичная повесть со множеством интертекстуальных и биографических отсылок.
Повесть самодостаточна уже по той причине, что она написана талантливым человеком и имеет такое же право на существование, как и любое литературное произведение. Более того, эта повесть была опубликована только 100 лет спустя — она написана женщиной XIX века и отражает множество гендерных стереотипов, быт, нравы людей разных сословий, философские и научные воззрения того времени и многое другое.
Слева: София Берс, 1862 год. Фото: Getty Images. Справа: Лев Толстой с женой Софьей в Ясной Поляне. Фото: Archiv Gerstenberg/Getty Images
Презумпция невиновности
На вероятную претензию о том, что я защищаю и оправдываю Софью Андреевну, отвечу одно — презумпция невиновности.
Отношение к Толстой предвзятым было давно. Даже в примечаниях к 90-томнику собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, которые, казалось бы, должны быть нейтральны, можно прочитать такие строки:
В современном мире такие комментарии абсолютно неуместны, особенно если учесть исторический контекст: в XIX веке понятие «истерии» было настолько распространено, что практически любые эмоциональные проявления женщин приравнивали к этой «болезни» и пытались их «лечить». Авторы этих комментариев, вероятно, поддались тенденции обвинять Софью Андреевну в «недуге», что для филологической науки (и науки в целом) недопустимо.
Лучший способ понять Софью Андреевну как писательницу и женщину — внимательно прочитать ее немногочисленные произведения. «Чья вина?» есть в общем доступе в интернете, а «Песню без слов» придется поискать в бумажном варианте. Подробнее о них расскажем в следующем материале.
Фото: Государственный музей Л. Н. Толстого
Источники
Гуревич Л. Я. С. А. Толстая // Жизнь Искусства, № 301, II. С. 2, 1919.
Строганова Е. Н. Классики и современницы: гендерные реалии в истории русской литературы XIX века. М.: Литфакт, 2019.
Толстая С. А. Дневники в двух томах. М.: Художественная литература, 1978.
Толстая С. А. Дневники Софьи Андреевны Толстой: записи прошлого: воспоминания и письма / Под редакцией С. Бахрушина и М. Цявловского. М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1929.
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: в 90 т. М.: Художественная литература, 1928–1958.