«О таком месте мы сами мечтали»
В 2019 году поэты Анна Маркина и Евгения Джен Баранова запустили литературный проект «Формаслов». Сейчас он включает в себя электронный журнал, издательство, курс, публикует современную литературу, критику и публицистику, а также организует мероприятия — например, конкурсы видеопоэзии. Перед выходом юбилейного 100-го номера «Тезис» поговорил с основательницами журнала «Формаслов» — о пятилетней истории проекта и изменениях, которые произошли в литературе за это время.
Анна Маркина — поэт, прозаик, критик, главный редактор проекта «Формаслов». Победитель премии «Лицей» (2024). Публиковалась в журналах «Дружба Народов», «Волга», «Звезда», «Новый журнал», «Новый Берег», Prosodia, «Интерпоэзия» и др. Автор трех книг стихов «Кисточка из пони», «Осветление», «Мышеловка, повести для детей «На кончике хвоста» и романа «Кукольня». Лауреат премии «Восхождение» Русского ПЕН-Центра, финалист премий им. Катаева, Левитова, «Болдинская осень», Григорьевской премии, Волошинского конкурса и др.
Евгения Джен Баранова — поэт, прозаик, переводчик, главный редактор проекта «Формаслов». Публиковалась в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Новый журнал», «Новый Берег», Prosodia, «Интерпоэзия», «Крещатик», Homo Legens, «Новая Юность», «Кольцо А», «Зинзивер», «Дети Ра» и др. Лауреат премий журналов «Зинзивер», «Дружба народов», им. Астафьева, «Содружество дебютов». Финалист премий «Лицей» (2019), им. Анненского, «Болдинская осень». Автор пяти поэтических книг, в том числе «Рыбное место», «Хвойная музыка», «Где золотое, там и белое». Стихи переведены на английский, греческий и украинский языки.
ЖЕНЯ. И негативное внимание иногда обрушивается на наши проекты. Вначале мы сильно переживали, зато сейчас выглядим тертыми калачами. Негатив уже не так ранит, мы в этом смысле броней обзавелись.
НИКА. Как вы справлялись с хейтом и конфликтами?
АНЯ. Атмосфера внутри команды стабильная, устойчивая, и у нас репутация нейтрального во всех отношениях проекта. Людям не слишком хочется нас обижать и на нас обижаться.
За пять лет мы взаимодействовали с тысячами людей, тысячи авторов у нас публиковались, с остальными просто пересекались. Если и были столкновения, то незначительные, локальные. Да, какие-то люди нас преследовали за политические взгляды, недостаточное выражение позиции, причем с разных сторон могли приходить негативные высказывания, но их было немного. Важно, что к ним не подключались другие люди. Если бы они вовлекались десятками, сотнями, тогда троллям было бы весело в это играть. Ни разу не было такого обсуждения, которое стало бы интересным «выяснением отношений» в фейсбуке*.
Нас атаковать, конечно, можно, но это как взять кухонный нож и порезать красивого плюшевого мишку
ЖЕНЯ. С одной стороны, мы не сидим сутками в соцсетях, чтобы отслеживать любую колкость. С другой — мы не вовлекаемся в разборки. Чтобы тролли были счастливы, их нужно кормить. Мы игнорируем обидчиков. Максимум — можем высмеять в частном порядке или иронично высказаться, но мы их не рекламируем.
Мы достаточно миролюбивые. Нас атаковать, конечно, можно, но это как взять кухонный нож и порезать красивого плюшевого мишку. Ну порежете, дальше что?
АНЯ. Бывает, что это с личными проявлениями связано. Например, моя книга «Кукольня» продавалась на Озоне полгода, собирала в основном положительные отзывы, все с ней было хорошо. Как только я выиграла премию «Лицей» в начале лета, посыпались негативные комментарии. Простыни, где чихвостят и автора, и издательство, и книгу в абсолютно немилосердных выражениях.
Мы сначала пытались отвечать, а Озон не разрешает это делать, только «спасибо, всего вам доброго». Такой ответ триггерит человека, он заказывает с помощью других людей с других аккаунтов следующие книги и тратит большую сумму на то, чтобы комментарии появлялись друг за другом с разницей в день. В итоге мы поняли, что нет смысла эмоционально в это вкладываться. На продажах это не сильно сказывается. Главное — самим оставаться стабильным и не ввязываться в такие конфликты. Тогда они сами исчерпываются.
ЖЕНЯ. Важно, что мы есть друг у друга. Когда одному из нас становится тяжелее, другой всегда приобнимет и успокоит. Какой бы ты железный и осознанный ни был, иногда тебе становится печально.
Если бы «Формаслов» состоял из одного главреда, было бы значительно тяжелее. Когда мы вдвоем, мы сила. Мы можем друг друга подменить, защитить, утешить. Из-за этого мы более стабильны, чем многие другие проекты.
Мы взяли цветные мелки и расписали, как представляем себе команду, какие будут отделы, как они будут функционировать
НИКА. Тут мы переходим к следующему этапу. Вы уже сказали, что над журналом работают больше 20 человек. Как вы отбирали людей в команду?
АНЯ. Когда я делала ремонт у себя на кухне, я выкрасила одну стену черной грифельной краской. На ней можно писать и рисовать стратегическую карту.
Именно с этого начался «Формаслов». Мы взяли цветные мелки и расписали, как представляем себе команду, какие будут отделы, как они будут функционировать и каких людей мы там видим. Кстати, почти все, кого мы пригласили, сразу же согласились.
Михаил Квадратов подписывает книгу стихов «Восьмистрочники»
Наша фишка — мы воплотили горизонтальную организацию, что на тот момент не слишком часто встречалось. Решили, что в каждом отделе будет по 3-4 редактора. И каждый из них должен предоставлять 1 материал в месяц по своему усмотрению. Главный редактор может посоветовать, помочь отредактировать или договориться с кем-то, но не может сказать «мне не нравится». В рамках идей, которые мы пропагандируем — здоровое отношение к миру, миролюбие, не разжигание агрессии, национальной розни, — мы обязательно материал берем.
Мы придумали такую систему, чтобы предотвратить неприятности, которые и с нами тоже случались. Если замредактору или редактору отдела ты нравишься, а главному редактору не нравишься, ты можешь никогда не попасть в определенный журнал. У нас такого нет.
ЖЕНЯ. Один из плюсов такого подхода — выгорание не так быстро настигает.
Наша система — это устойчивый плот из многих буйков или лодочек, которые позволяют ему быть стабильнее в потоке литературного процесса
Долгое время мы выходили 2 раза в месяц — нужно было сделать 8 уникальных материалов с фотографиями, биографиями, выверенной подборкой, оригинальной подводкой. Если ты один и на тебе 8 материалов в месяц, это становится задачей, за которую обязательно нужно платить. Мы все делаем от души и по любви, а не за деньги.
В команде ты чувствуешь поддержку от «соседей», тебя могут подменить, если ты заболел или уехал. Ты не ощущаешь перегрузки. Наша система — это устойчивый плот из многих буйков или лодочек, которые позволяют ему быть стабильнее в потоке литературного процесса.
АНЯ. От нас люди уходят редко и, как правило, после нескольких лет работы. Например, редактором отдела прозы 5 лет работал Вячеслав Харченко. Он был ярым ревнителем «самотёка» — ходил в общедоступную почту, читал ее всю, приносил нам новых авторов.
Анна Маркина, Евгения Джен Баранова и Вячеслав Харченко с книгой «Пылинки», вышедшей в издательстве «Формаслов»
НИКА. Расскажите про «самотёк» и рабочие почты — как они устроены?
АНЯ. Вначале мы открыли почту журнала и предложили всем желающим на нее писать. Посыпался миллион писем, из которых 50% были невменяемые, а в некоторых люди хотели нас убить. Говорили: «Твари дрожащие, сбросьтесь с балкона, зачем вы сделали такой журнал».
ЖЕНЯ. Писали: «Вы ведьмы, вы должны умереть». Это не преувеличение.
АНЯ. Как-то пришло письмо, где прям видно было, что человек с диагнозом: вручную исписано шесть листов — выписки про сатанизм, что-то из Библии, вкрапления собственных произведений в кавычках. Все это маркерами исчеркано в определенные схемы. Страшно.
Мы придумали предложить авторам два варианта рассмотрения — стандартный и платный. К «самотёчной» почте есть ключи у редакторов всех разделов. Некоторые редакторы говорят: хочу искать молодых никому не известных авторов, копаться в «самотёке», как крот, находить жемчуга и золотые крупицы. И действительно они оттуда кого-то вытаскивают.
Второй способ — когда мы просим автора перевести 350 рублей за рассмотрение рукописи и обязуемся в течение месяца ответить. Автор покупает время редактора, причем очень дешево.
Когда ты получаешь по цене чашки кофе гарантию, что тебе ответят, ты перестаешь истерично проверять почту с мыслью «они потеряли мою рукопись!»
ЖЕНЯ. Мне кажется, это переводит взаимоотношения авторов и журнала на более спокойный и менее невротический уровень. Когда ты получаешь по цене чашки кофе гарантию, что тебе ответят, ты перестаешь истерично проверять почту с мыслью «они потеряли мою рукопись!», не расспрашиваешь знакомых, а нет ли ненависти ко мне у главного редактора.
Люди часто пытаются «заплатить» за рассмотрение рукописи личным знакомством, временем, приблизиться к публикации через нетворкинг. По-моему, гораздо унизительнее ходить и эмоционально побираться по мероприятиям, где тебя никто не знает, чем спокойно и честно перевести деньги. Кстати, мы платим налоги.
НИКА. Какими рубриками журнала вы гордитесь?
ЖЕНЯ. Я с большим удовольствием следую рекомендациям, которые дают авторы колонок в рубрике #искусство_кино_театр. Есть ответвление #литакцент: у него популяризаторские задачи. Долго была искусствоведческая рубрика.
АНЯ. У нас есть не совсем типичный для литературного журнала отдел критики и публицистики #светская_жизнь, в нем есть рубрика #путешествия — такие статьи вполне могли быть опубликованы в глянцевых журналах.
Была нетипичная рубрика #фотоувеличение — мы просили авторов сделать подборку фотографий, а между ними поместить стихи или эссе.
Была детская рубрика #форма_на_вырост. Дети, которые занимаются в творческих студиях или сами пишут, присылали нам материалы. У них часто интересная игра детского воображения и нетипичные сюжеты.
ЖЕНЯ. Еще мы стали «родовым поместьем» для старейшего литературного проекта — «Полета разборов».
Несколько книг стихов издательства «Формаслов»
НИКА. Вы стремились сделать журнал не только литературным — почему? Если представить вашу работу как диалог или полилог с аудиторией, какие мысли вы хотите до нее донести и какой отклик получить?
АНЯ. Ядро нашей аудитории — люди, которые уже находятся в литературном процессе, сами пишут или следят за публикациями. Есть молодежная аудитория, для которой мы сделали легкий, веселый дизайн сайта и раздел #ликбез, где мы в незамысловатой форме рассказываем о классической литературе и искусстве. И есть сознательная взрослая аудитория, которая приходит читать прежде всего про кино и путешествия — заодно читает и про литературу. Такую аудиторию мы тоже хотели приманить.
Я становлюсь примером той аудитории, которую мне бы хотелось видеть в журнале
Разноплановость рубрик связана еще с тем, с чем нам интересно работать как редакторам. Про литературу мы и так примерно понимаем. А когда я редактирую колонку про оперу и театр, я сама что-то новое узнаю — это элемент самообразования и развития. Я становлюсь примером той аудитории, которую мне бы хотелось видеть в журнале.
ЖЕНЯ. Из забавного, что мы можем предложить аудитории, — у нас есть свой стикер-пак с белкой. Мы его создали несколько лет назад, когда ни у кого еще не было стикер-паков. В соцсетях мы выкладываем видео, проводим литературные игры, конкурсы, кстати, победители конкурсов у нас потом и публикуются — это тоже вовлечение непрофессиональной аудитории.
Но все-таки главное — наша личная заинтересованность. Например, мы сделали раздел про путешествия, потому что нам самим было интересно читать про это.
НИКА. С какими похожими проектами вы сотрудничаете и кого сами читаете?
АНЯ. Обычно «Формаслов» ставят в один ряд с «Лиterraтурой», которая существует дольше, и «Пролиткультом», который тоже сделали ребята нашего возраста.
В большей степени я по-прежнему слежу за толстыми журналами. Однозначно рекомендую к прочтению журнал «Урал». Читаю иногда «Интерпоэзию», «Новый журнал», «Новый Берег». И телеграм-каналы — о редакторском процессе, книжном рынке, читаю много young adult, романтики.
Презентация книги Анны Маркиной «Осветление»
ЖЕНЯ. Мы как писатели сотрудничаем и дружим с «Дружбой народов», простите за тавтологию. Мы не только обе там печатались и были лауреатами журнала, но и участвовали в переводческом проекте. И я с интересом поглядываю, что происходит в «Журнальном зале».
За годы нахождения в литпроцессе — у меня срок как за серьезное преступление, больше 20 лет, меня бы уже выпустили, а литпроцесс меня не отпустит никогда, это пожизненная история — у меня выработалась некоторая усталость от массива поэтических текстов.
Свободное время я скорее потрачу на чтение талантливой прозы, возможно, классической, потому что в прозе мне до сих пор хочется расставлять маячки стиля, чтобы понимать, к чему стремиться и как редактор, и как писатель.
История про «человек широк, я бы сузил» мне не близка
Еще на уровне дилетанта я увлекаюсь историей парфюмерии, люблю читать проблемные статьи, исследования, эссеистику о происхождении ароматов, об ароматах в литературе. Для меня это отдохновение и радость. У многих литераторов прежней формации есть налет снобизма, который заставляет их четко отделять литературу от остальной «презренной» жизни. Я считаю, что человек многогранен. История про «человек широк, я бы сузил» мне не близка. Например, в свободное время мы с Аней играем в компьютерные игры.
НИКА. Вы начали говорить про книжки — хочется перейти к издательству как этапу развития «Формаслова». Для запуска бизнеса нужно еще больше сил, знаний, опыта — как вы решились на это?
ЖЕНЯ. Я считаю, что некоторые вещи нужно просто делать. Когда начинаешь долго и тщательно размышлять о выгоде, есть немаленький вуди-алленовский риск, что ты не сделаешь ничего. Чрезмерные сомнения убивают мотивацию. Наша суперсила — мы вдвоем и мы дружим.
Очень много рытвин на этой дороге, и наш велосипед-тандем все время подскакивает на ней
Мы делали-делали журнал, нам было интересно и ярко, но чего-то не хватало в нашем пазле. И денег недоставало, что тоже важно. Издательство — с одной стороны, логическое продолжение журнала, попытка донести искусство, которое мы считаем классным, до населения, а с другой, способ связать материальное и духовное, то есть зарабатывать.
Да, очень много рытвин на этой дороге, и наш велосипед-тандем все время подскакивает на ней. Но открытие издательства — один из самых благостных и правильных ходов в моей жизни. Если посмотреть на историю литературы, то почти все крупные писатели рано или поздно начинали что-то издавать.
АНЯ. Мы уже думали о том, что нам не помешало бы издательство. А потом все совпало. Несколько знакомых авторов, которые публиковались у нас в журнале, получили гранты от Союза российских писателей на издание книг — и искали издательство. Мы увидели это сообщение и подумали, что как раз было бы здорово начать, потому что финансового риска нет, мы знали этих людей, были средства и накопилась команда редакторов, дизайнеров, верстальщиков. Все логично перетекло в первые четыре проекта — сборник стихов, две книги прозы и книгу рассказов для детей. Все три ветки развития нашего издательства там и были посажены.
Книги издательства «Формаслов», направленные на благотворительный проект «Библиотекам в дар»
НИКА. Поскольку через вас проходит огромное количество материалов, у вас была возможность следить за тем, как менялись литература и литературный процесс. Какие сдвиги произошли в литературе за пять лет, пока существует «Формаслов»?
АНЯ. Пять лет назад, я помню, московский литературный мир выглядел как вечная вечеринка — в библиотеках, потом в подворотнях, в барах. Четыре дня в неделю ты приглашен всюду, где рекой течет шампанское. Чувствовались кипучая энергия и запал на общение, взаимодействие, проекты.
Сейчас люди стали гораздо меньше веселиться, общаться. Это, конечно же, соразмерно с обстоятельствами в стране. Но есть ощущение большей тяжести, большего давления — даже не внешнего, а внутреннего.
Поэтический процесс стал менее искристый и перекочевал в текстуальное пространство. Для меня всегда поэзия ассоциировалась с концертами, выступлениями, слэмами, мы сами раньше постоянно выступали. Сейчас все свернулось, стало меньше мероприятий — и гораздо больше пабликов, каналов, куда приходят люди, чтобы выложить или прочитать тексты.
Если говорить о прозе, то есть тенденция перехода от романа и семейных саг к короткой форме. Пять лет назад сборник рассказов было сложно продать, и многих современных писателей с рассказами прогоняли из издательств. Сейчас короткая проза побеждает на премиях, ее печатают в крупных издательствах, в «РЕШ», «Альпине», Inspiria.
Сейчас путь от первой вещи, которую написал автор, к первой книге, прилавкам, известности, премиям стал гораздо короче
И, конечно, много иностранных авторов ушло с российского рынка, он переориентировался на русскоязычных, это подстегнуло заинтересованность рынка в новых именах. Возможности расширились значительно. Сейчас путь от первой вещи, которую написал автор, к первой книге, прилавкам, известности, премиям стал гораздо короче. Я помню ощущение десятилетней-пятнадцатилетней давности, когда казалось, что до определенных издательств вообще никогда не дотянуться.
Есть четкий читательский запрос на поиск новой формы, чтобы выговорить все травмы поколения или новый опыт. В автофикшне выговаривается детский опыт, проживаются обиды. У поколения 30-летних, которое было травмировано детским опытом в 90-е, теперь выросла такая же аудитория — точно такие же травмированные, они наконец соединились. Это настоящий взрыв на рынке современной литературы.
ЖЕНЯ. Я наблюдаю, как возросла роль бренд-менеджеров и книжных блогеров, продвигающих произведения конкретного издательства или работающих с конкретной нишей. Еще 10 лет назад такого влияния на продвижение книги бренд-менеджеры не оказывали. Сейчас на слуху имена людей, которых все знают не как писателей, а как создателей имиджа издательства или автора. Главные редакторы и работники издательств тоже становятся более медийными.
Писатели, на мой взгляд, стали чаще прибегать к эзопову языку — вместо прямого утверждения переходить к завуалированному. Помимо этого, есть тенденция к радикализации высказываний, что, на мой взгляд, идет во вред искусству. Определенные группы писателей и их единомышленников начали терять в художественном мастерстве, потому что решили поставить свой талант на службу идее, превратив его в машину для производства агитации.
Литература травмы и автофикшн в русскоязычном поле находятся на вершине спроса, а дальше будет спад, уже есть тенденция насыщения рынка. Это как с духами: когда появляется сложный нишевый аромат, через пять лет его ноты оказываются в запахе геля для душа.
Авторы, которые работают в этом направлении, пользуются большим успехом, потому что, кроме литературных достоинств, есть доверие. Читатель за годы постмодернизма истосковался по ощущению правдивости. Происходит смена постмодерна метамодерном, бесконечной игры чем-то другим.
Должно прийти и осмысление нынешнего опыта — авторы попытаются сформировать миф о периоде, который мы сейчас переживаем
То, что на рынке сейчас, было задумано пять лет назад и более, пережито еще в детстве. Происходит документальное или полудокументальное осмысление травматического опыта взросления в 90-е. Через какое-то время должно прийти и осмысление нынешнего опыта — авторы попытаются сформировать миф о периоде, который мы сейчас переживаем. А переживаем мы, возможно, один из самых тяжелых периодов в истории XXI века. Я понимаю, что дальше может быть еще хуже, но и сегодня мы на кризисном этапе.
Мир трясет, тектонические сдвиги должны вызвать интерес к основополагающим темам и появление писателей, которые вновь зададутся большими вопросами, как это происходило во все времена. Льва Толстого сформировала Крымская война и воспоминания родных о войне 1812 года.
АНЯ. Понятно, что некоторые книги будут долго лежать неопубликованными и будут изданы позже, когда мы вернемся в более спокойное состояние.
ЖЕНЯ. Нужно просто писать. Если мы вспомним русских классиков, то поймем, что многие из них создавали свои великолепные вещи без особенной надежды на публикацию. Литература гордится именно этими людьми, а не автором романа «Цемент».
*Facebook признан экстремисткой организацией и запрещен в РФ.