Теории заговора: почему мы так доверчивы

Люди верят в теории заговора: то нами управляют, то нас хотят заразить, а мы ничего не можем с этим поделать. Учёные считают, что в основе веры в конспирологические теории лежит наше мышление и стремление всё упрощать. Можно ли обуздать собственное мышление? Разбираемся с Сергеем Коровкиным, доктором психологических наук, автором теории мыслительных схем.

Зачем мы всё упрощаем

Мы мыслим схемами, говорят учёные. В начале 20-го века Жан Пиаже, швейцарский психолог, писал, что ребёнок «укладывает» в схемы типичные отношения между объектами (Пиаже, 2004). Схемы — это конструкции, которые позволяют нам упорядочивать сложную, неопределённую информацию, мы ими пользуемся как трафаретами.

— Это могут быть схемы, с помощью которых мы решаем задачи, или процедуры, с помощью которых мы достигаем какого-либо результата, некая программа действий. В 70-х годах прошлого века появилось разделение на фреймы и сценарии: например, сценарий «сходить в ресторан» предполагает последовательность действий, а фрейм создаёт контекст, в котором происходит эта последовательность: день рождения, свадьба или семейный ужин, — говорит Сергей Коровкин.   

Фредерик Чарлз Бартлетт, британский психолог, ввёл понятие «схемы памяти» — это упрощения, с помощью которых мы упорядочиваем знания и которые хранятся в памяти. Когда нужно, мы просто извлекаем их оттуда и используем. Правда, есть одно но.   

Все мы в детстве играли в «Сломанный телефон». Эта игра «вышла» из бартлетовского эксперимента 30-х годов. Учёный давал испытуемым текст про индейцев и просил пересказывать его от человека к человеку. Часть информации, естественно, терялась, текст искажался, но вот что примечательно: он искажался по определённой логике (Bartlett, 1932).

— Если текст про культуру индейцев тебе совсем непонятен, ты пытаешься найти объяснения и использовать схемы понятной для тебя жизни, свойственные твоей культуре, а не индейской, — поясняет Сергей Коровкин.

Получается, когда нам нужно решить сложную задачу, мы загоняем её в простые схемы, которые хорошо знаем. Нам так спокойнее — с помощью схем мы справляемся со стрессом от неизвестности.

Когнитивисты рассматривают человека как «канал с ограниченной пропускной способностью»: мы не можем впитать всю информацию — мы её фильтруем. В 50-х годах 20-го века считалось, что эта пропускная способность ограничена числом 7, то есть мы способны переработать 7 единиц в единицу времени. С 2000-х годов исследователи стали считать, что мы можем запомнить непроизвольно лишь 4 единицы информации (Cowan N, 2001).  

— Мы работаем только с теми единицами, которые находятся в фокусе нашего внимания, а всё, что за его пределами, считаем по умолчанию неизменным. Именно здесь кроется великая иллюзия сознания — будто бы я всё знаю и всё контролирую. А это не так. Однако, если мы чувствуем, что не управляем происходящим вокруг нас, нам становится тревожно: для безопасности нам нужна определённость, — говорит Сергей Коровкин.

Сталкиваясь с неопределённостью, мы испытываем стресс, который можно снять, упорядочив сложную среду и «уложив» её в достаточно простые схемы. Человек стремится всё упростить с помощью схем, чтобы снизить стресс, но в итоге это может привести к ошибкам.

Почему нам нравится инсайт

Вы наверняка испытывали инсайт, даже если не знаете, что это такое. Вспомните ситуацию: вы долго и безуспешно бьётесь над школьной задачкой, а потом вдруг, из ниоткуда, берётся решение: «Ааааа! Вот же как надо!». Это и есть инсайт.

— Решение задачи возникает в голове внезапно, в достаточно полном виде. Это можно объяснить извлечением готовой схемы, — поясняет Сергей Коровкин. — Она хранится в памяти в виде опыта решения каких-то других задач, но мы «вытаскиваем» её для нестандартного решения новой задачи (Korovkin, 2021).

В этом смысле показательна история о том, как Анри Пуанкаре описывал свою работу над теорией автоморфных функций. Долгое время у знаменитого математика ничего не получалось. Решение пришло внезапно, когда Пуанкаре не думал о задаче и вообще собирался ехать на экскурсию: он садился в омнибус и тут его осенило, что преобразования, которые он пытался сделать, были похожи на преобразования в неевклидовой геометрии Лобачевского (Пуанкаре, 1990).

Вроде бы традиционный инсайт — пришла идея в голову. Но почему Пуанкаре был уверен, что случайная по сути мысль — правильная? Потому что на самом деле он «увидел» не решение, а схему достижения результата: у него появилось представление, что делать дальше.

— Это классический пример того, как работают схемы. Нам нравится их использовать — инсайт оставляет ощущение ценности решения, мы испытываем приятные эмоции, — отмечает Сергей Коровкин.

Эмоциональную составляющую инсайта учёные обычно называют «ага-переживанием». Одно из исследований выявило любопытный факт: если ты решаешь задачу, которая сопровождается «ага-переживанием», а затем тебе дают оценить правдивость некоторого суждения, оно будет оцениваться как более правдивое, вне зависимости от того, правда это или нет (Laukkonen et al., 2020). То есть мы более склонны верить в любое суждение, окрашенное эмоцией озарения.  

— Когда приходит эмоция, критичность восприятия притупляется. Предположим, я обнаружил какую-то закономерность, испытав при этом «ага-переживание». То есть я приложил схему из своего опыта к сложному окружающему миру, и у меня, как мне кажется, получилось все упростить. Я склонюсь к тому, чтобы верить этой схеме, — говорит Сергей Коровкин.

Почему конспирология работает

Люди вообще склонны находить закономерности в окружающем мире. Однако у нас разный опыт. Кто-то понимает, что мир устроен как сложная система и простых решений нет. А кто-то всё время сталкивается с задачами попроще, поэтому использует простые схемы. Ведь чем проще и привычнее схема, тем легче применить её к новой ситуации.

В сложных ситуациях нам необходимы простые, хорошо усвоенные решения (Канеман, 2014). Этим пользуются даже животные. В поведенческой биологии считается, что игра детёнышей животных — это обучение охоте и защите. Детёныши во время игры экспериментируют, пробуют достаточно сложные поведенческие схемы. Они могут себе это позволить, ведь во время игры всё понарошку, цена ошибки крайне мала. Но как только ситуация становится по-настоящему опасной, животные используют простой, но действенный способ напасть или защититься.

— В сложных ситуациях срабатывает то, что устроено проще, идёт автоматически. Это позволяет выжить, — поясняет Сергей Коровкин. — Так работают и конспирологические теории: в трудной стрессовой ситуации мы склонны к наиболее простым объяснениям.

На успех конспирологии работает и то, что люди переоценивают антропоморфный фактор: уподобляют явления внешнего мира человеку, приписывая им намерения, цели, мотивацию. Жан Пиаже показал, что это начинается в раннем детстве. Детское мышление для объяснения природных явлений использует понятную ему схему своих собственных действий и намерений (Пиаже, 2004). Ребёнка спрашивают: «Почему ветер дует?» Он отвечает: «Потому что деревья качаются и разгоняют ветер».

— Деревья уподобляются активному субъекту, который может что-то делать. Есть идея, что перенос человеческих чувств и намерений на окружающие объекты лежит, например, в основе религиозных представлений (Буайе, 2022). Человек, который занимается наукой, понимает, что в мире всё устроено вероятностно, цепочки событий не обязательно запускаются чьим-то желанием. Но к таким «детским» настройкам мы возвращаемся в любой критической ситуации — это наша особенность, — говорит Сергей Коровкин.  

Различать поведение живого и неживого мы начинаем в первый год жизни, когда ещё нельзя говорить о влиянии внешних факторов, культуры. Исследование с участием годовалых детей показало: они способны приписывать абстрактным фигурам желания и намерения, если действия фигур напоминают взаимодействие между людьми (Gergely et al., 1995; Сергиенко, 2006). Малышам показывали видеозаписи, на которых маленький круг пытался приблизиться к большому, преодолевая препятствие-прямоугольник (взрослые испытуемые описывали это так: маленький ребёнок хочет вернуться к маме, но ему мешает “забор”). Когда сценарии роликов изменились (в одном кружок перепрыгивал отсутствующее препятствие, во втором кружок просто катился к большому), выяснилось, что дети активнее разглядывали первый сценарий, когда действие кружка сохранялось при отсутствии препятствия.  Малышей привлекала более необычная ситуация, что свидетельствует о том, что у них есть представление: “ребёнок” намерен приблизиться к “маме”.

Неживое ничего делать не может — только поддаваться воздействию извне, поэтому если что-то происходит, мы по умолчанию считаем это «живым» и — обладающим намерениями. И вот тут-то и начинается вера в конспирологическое.

— Как работает теория всемирного заговора: «Всё уже куплено и за нас решено». Например, на работе человек сталкивается с ситуацией, когда его мнение спросили, но «наверху» всё решено, и человек понимает, что его спросили «для приличия». Он запоминает схему: так работает взаимодействие с начальством. Затем, услышав слова-триггеры «Всё уже куплено и за нас решено», переносит эту схему на выборы. Появляется схема взаимодействия человека и правительства, которая затем хорошо ложится в конспирологическую теорию про мировое правительство: за нас всё решено, какие-то люди играют в большие игры, а ты мелкая пешка и ничего не решаешь, — объясняет Сергей Коровкин.

Эту веру подпитывает соображение, что человек способен проконтролировать даже сложную цепочку событий. Простая схема «я могу сделать бутерброд на завтрашнее утро, значит, я способен на более сложные программы» переносится на окружающий мир. Почему бы не предположить, что есть какой-то супермозг, который создал коронавирус с тем, чтобы через 10 лет в России упали цены на недвижимость, и создатель коронавируса обогатился? Между тем в реальности мы не можем, даже при всем своём желании, проконтролировать такие длинные причинно-следственные цепочки, в них слишком много случайных факторов.

— Могу предположить, что люди, которые верят в эти теории, в действительности никогда не пытались организовать ничего сложного, не контролировали какой-то сложный процесс, — говорит Сергей Коровкин. — Достаточно один раз попробовать организовать большую группу людей для выполнения какой-то многоступенчатой задачи, чтобы убедиться, от скольких случайностей зависит конечный результат.   

Как не попасть в ловушку теории заговора

Казалось бы, в «войне» с конспирологией всё против нас: наш «схематичный» способ мышления, наше стремление всё упрощать и контролировать. Можем ли мы справиться с этим, заглушив то, что для нас естественно?   

— Для нас это естественное состояние ума, но на него можно и нужно накладывать ограничения в виде образования, личного опыта решения сложных проблем. Всякий раз нужно заставлять себя критически разбираться в новой ситуации, — считает Сергей Коровкин.

Поэтому если вас так и тянет примкнуть к какому-либо течению или веянию, сначала проверьте их с помощью нашего чек-листа — возможно, вы передумаете 🙂

Чек-лист по проверке теории на конспирологичность

— Теория строится на том, что неопределённое множество людей пытается скрыть от нас правду (учёные скрывают, правительство скрывает, все «олбанцы» сговорились и т.д.).

— Информация распространяется в форме эмоциональных пересказов без ссылки на однозначно определяемый источник.

— Информации нет в авторитетных научных журналах (популярные блогеры — не авторитетные источники!).  

— Сложное явление объясняется слишком просто, так, что даже «ёжику понятно».  

— Содержание теории строится на страхе тех, кто в неё верит, перед какой-то угрозой.

Если на все пункты чек-листа вы ответили да, диагноз неутешительный — скорее всего, перед вами конспирологическая теория.

Источники

Laukkonen, R. E., Kaveladze, B. T., Tangen, J. M., & Schooler, J. W. (2020). The dark side of Eureka: Artificially induced Aha moments make facts feel true. Cognition, 196(104122), 1–6. https://doi.org/10.1016/j.cognition.2019.104122

Korovkin, S., Savinova, A., Padalka, J., & Zhelezova, A. (2021). Beautiful mind: grouping of actions into mental schemes leads to a full insight Aha! experience. Journal of Cognitive Psychology, 33:6-7, 620-630. https://doi.org/10.1080/20445911.2020.1847124

Канеман Д. Думай медленно… решай быстро. – М.: АСТ, 2014. – 656 с.

Пиаже Ж. Психология интеллекта. – СПб.: Питер, 2004. – 192 с.

Буайе П. Объясняя религию. Природа религиозного мышления. – М.: Альпина нон-фикшн, 2022. – 196 с.

Пуанкаре А. О науке. – М.: Наука, 1990. 736 с.

Bartlett F.C. Remembering: A study in experimental and social psychology. – Cambridge, UK: Cambridge University Press. 1932. – 317 p.

Сергиенко Е.А. Раннее когнитивное развитие: Новый взгляд. — М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006. — 464 с.

Gergely G., Nadasdy Z., Csibra G. Biro S. Taking the intentional stance at 12 months of age // Cognition, 1995. V. 56. Р. 165–193.

Cowan N. The magical number 4 in short-term memory: A reconsideration of mental storage capacity. Behavioral and Brain Sciences. 2001;24:87–185.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Поддержите Журнал «Тезис» на Patreon!

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ